Ереван

Инженер Рафаел Саргсян в советские годы работал в Ереванском НИИ математических машин и занимался созданием автоматизированных систем управления для военных объектов. В интервью музейному проекту DataArt он объясняет, почему в 1970-х железячники котировались выше программистов, как работал режим секретности, зачем в институтах держали бездельников и ради чего он сам был готов месяцами пропадать в командировках.

Сборщик и радиотехник

Я родился в 1946 году в Ленинакане. Года четыре учился в русской школе. После того как наша семья переехала в Ереван, поступил в школу, носившую имя Микояна. Потом при Хрущеве решили, что называть учреждения в честь живых вождей нехорошо, и школе дали имя Камо был такой революционер. Учились мы экспериментально 11 лет. Один год прибавили, из-за того что Хрущев предложил учить детей серьезной трудовой деятельности. В школе создали мини-цех завода Электроточприбор, и один день из шести учебных мы проводили там. Это было помещение на 5070 квадратных метров. Каждый ученик занимал свое место на конвейере. Так, собирая амперметры и микроамперметры, я получил разряд сборщика.

Школу я закончил с хорошими отметками. У меня было три четверки, поэтому я не получил серебряную медаль. Надо было поступать либо на механико-математический факультет нашего университета, либо в политех на самую трудную специальность. Так я стал студентом Ереванского политехнического института имени Карла Маркса. Факультет вычислительной техники и автоматики, специальность радиотехника.


Главный корпус Ереванского политехнического института. Иллюстрация к объявлению о наборе студентов на 1964/65 учебный год в институтской газете Политехник

Куда поступал, по большому счету, не понимал. Думаю, организаторы этой специальности и сами не очень представляли, что будут нам преподавать. Но я благодарен судьбе и своим учителям, потому что получил самое широкое представление о радиотехнике. Начиная от лазеров-мазеров и заканчивая сложными современными системами, включая космические.

Не было мысли поехать учиться в Москву, Ленинград?

В Москву, конечно, хотелось. Не потому что там более серьезные учебные заведения, просто Москва такая притягательная сила. Там все было хорошо: красивая жизнь, красивые девочки. Можно было послушать джаз Козлова, Гараняна. В Ереване этого не было. С другой стороны, моя семья не обладала большими финансовыми возможностями. В советское время народ жил похуже, чем сейчас.


Наири-К модификация ЭВМ Наири, разработанной в Ереванском НИИ математических машин в 19621964 гг.

Когда вы учились, работали на ЭВМ?

Один раз нам показали малую ЭВМ Наири. Но вообще мы не занимались машинами, поскольку специальность другая. Нас водили на радиостанции длинноволновые, коротковолновые. на армянскую телестудию, на телевизионную вышку. То есть мы проходили прием и передатчики, изучали, как это создается, какое оборудование в есть и как оно работает.


Пульт ЭВМ Наири. Различные машины семейства Наири разрабатывали с начала 1960-х до начала 1980-х гг.

Железячник

Как вы оказались в Ереванском НИИ математических машин?

По распределению. В СССР было правило: если ты отучился, три года обязан отработать там, куда пошлет партия. Она послала в НИИ, и очень скоро мне понравилось. Году в 197172-м нашему институту поручили делать серьезную автоматизированную систему управления. Известно, что всякая армия дерется в воздухе, на воде и на земле. Одну из ветвей триады мы и автоматизировали, занимались стратегической частью. Нас выделили в отдельное крупное подразделение, требовавшее особой конфиденциальности. У каждого был свой маленький кусочек, и многие даже не представляли, каким будет итог работы в целом. Я занимался устройствами и системами отображения информации. По нынешним временам это мониторы.


ЕрНИИ ММ активно сотрудничал с ВВС СССР. В частности, в 1970-х в качестве головной промышленной организации разрабатывал систему боевого управления Дальней авиацией. В 1981 году по результатам ее внедрения руководитель испытательной бригады, командир войсковой части 19161 (Научного центра ВВС в Ногинске) генерал-майор Андрей Гладилин (на фото третий слева) был награжден орденом Трудового Красного Знамени и Государственной премией СССР

Считаю, мне повезло. Было приятно чувствовать себя частью империи, которая разговаривала с Америкой на ты.

Что это были за мониторы?

Электронно-лучевые трубки, черно-белые. Помню, поначалу даже стоял вопрос о создании электронного пера. Представьте, что у вас в руках такая ручка, вы прикасаетесь к экрану и ставите свою подпись.

С вычислительной техникой имели дело?

С цифровой техникой. Как таковых, машин я, новоиспеченный инженер, еще не видел. Потом оказалось, что в соседнем отделе мои друзья делают ЭВМ.


ЕрНИИ ММ был создан в 1956 году. Первой крупной работой института стала модернизация ЭВМ М-3, произведенная в 19571958 гг.

В нашем институте разрабатывали и железо, и софт. Я принадлежал к железячникам. С программистами мы много контактировали, когда делалась операционная система. Иногда эти контакты выходили за рамки начинались споры. Каждый считал, что он главнее. Но наш великолепный главный конструктор все разруливал.

Железячники, конечно, были наиболее уважаемой частью этого общества. Они были постарше в программисты шла молодежь и брали своим авторитетом, солидностью. Кроме того, что такое создание программы? Ноль и один. Практически крестики-нолики, а создавать железо при той ограниченной технологической базе было очень трудно. Но мы создавали.

Хотя советские железки по характеристикам существенно отставали от американских, благодаря нашим математикам удавалось предвосхищать аварийные ситуации и выходить из них великолепнейшим образом. Наш аппаратно-программный комплекс ничем не уступал, а в некоторых моментах даже превосходил американские аналоги.

Вы помните самые сложные задачи, с которыми сталкивались?

Пожалуй, самая серьезная задача удаление дисплея от шкафа управления метров на 5070. Надо было передать сигнал, который идет на дисплей, не через эфир, а по проводам. Транзисторов, которые могли передавать сигнал на такое расстояние, чтобы он не затух, не было. Пришлось придумывать всякие ухищрения.

Разработка монитора проводилась в Москве. Тот институт был главным в нашем общем деле, всей триадой руководил. Естественно, им было обидно, что какой-то инженер предложил улучшение. В итоге это надо ж было еще сделать. Сделали. Для меня это было первое серьезное испытание, хотя я был уже старшим инженером. После института выпускник становился инженером третьей категории, затем второй, первой. И только потом тебе давали старшего инженера. Дальше ведущий инженер, но до этого очень далеко.

Когда я уже стал руководителем подразделения, работа несколько перепрофилировалась. Мы начали заниматься системами. Кубики из вычислительных машин, модемов, устройств засекречивания информации надо было собрать в один аппаратный комплекс и насытить его операционной системой и функциональным программным обеспечением. Поначалу это выглядело странным: мы занимались разработкой, импульсами, осциллографами и вдруг все по боку, и надо кубики собирать. Но задача оказалась очень интересной и помогла мне вырасти в хорошего специалиста, понимающего не только свою работу, но и работу смежных структур.

Ваша работа была секретной?

Все было просто и умно. На проходной в институте нам давали пропуска, но ходить с ними можно было не везде. Чтобы зайти в нашу часть, пропуск следовало поменять. Этим занимался отдельный охранник, а пропуск был другого цвета. С ним на нашем этаже ты мог ходить где хочешь, кроме одного места первого отдела. Он и сейчас есть и у вас, и у нас. Здесь можно брать секретные тетради и вести в них секретные записи, работать с секретной литературой и документами.

Пропуск в первый отдел был красным, выход с этажа с ним не разрешался. Мы получали портфель с документами, запечатанный пломбой, проверяли ее целостность. Когда сдавали обратно, охрана требовала, чтобы пломба была видна. В портфеле находились секретные документы личного пользования. Были и более широкого для разных начальников и работников. Первый отдел вызывал: Вам пришли документы, ознакомьтесь. Никаких неудобств из-за этого мы не чувствовали просто часть нашей работы.

Команда Атояна

В свое время меня назначили заместителем главного конструктора Роберта Атояна. Это был великий человек. Для армян как Королев для русских. Когда он был рядом, его великостичия не чувствовалось. Мы могли собраться все вместе, и он никогда не садился во главе стола. Он мог петь и танцевать так же, как мы. Но на работе это был безусловный лидер. С понятием мозговая атака я впервые столкнулся, работая с ним.


Роберт Вардкесович Атоян начал работу в ЕрНИИ ММ техником в 1958 году сразу по окончании Ереванского политехнического института

Была проблема, и ее надо было оперативно решать, потому что возникала она во время испытаний. Есть понятие коэффициент готовности. В соответствии с ним система могла останавливаться или зависать, как сейчас говорят, не более чем на 20 секунд в день. Задачу решала команда лучших специалистов, каждый был готов признать, что в сбое виноват именно он. Обычно люди стараются переложить вину на другого, но здесь они говорили: Может быть, это я. Пойду проверю. Это показатель класса. Потом я всю жизнь старался придерживаться такого подхода в своем подразделении, а Атоян за все наши дела получил Ленинскую премию.


Встреча команды Роберта Атояна, 11 ноября 2018 года. Третий слева Генрих Меликян один из создателей функционального программного обеспечения АСУ, лауреат Государственной премии СССР. Рядом с ним Левон Абрамян, один из создателей специальной операционной системы реального времени, лауреат Государственной премии СССР; другой Гамлет Арутюнян, непременный тамада, сидит во главе стола

В какие годы вы работали над комплексами?

Году в 78-м я уже поехал на испытания. Т. е. начинали мы, наверное, в 72-м. Лет пять шла разработка, потом были испытания главного конструктора. По стандарту того времени заказчик на них выступал одним из испытателей. Выявлялись ошибки, чтобы главный конструктор мог исправить в какие-то известные сроки. Затем уже мы выходили на государственные испытания, где заказчик был главным.

На испытаниях все проверялось от и до. Были задействованы лучшие силы. Мы понимали, что делали очень серьезную работу и конкурировали с Америкой. Что в результате нашей автоматизации отсюда туда и оттуда сюда полетит что-то нехорошее. Надо было упредить, защититься, успеть вовремя. Авось или сойдет как-нибудь здесь не проходит.


На государственных испытаниях в одной из войсковых частей, 9 мая 1979 г. Слева направо: Гамлет Арутюнян, уже лауреат Премии Ленинского комсомола; Рафаел Саргсян; главный конструктор Роберт Вардгесович Атоян, впоследствии лауреат Ленинской премии, академик

Особый микроклимат

Расскажите, как менялась ваша заработная плата?
Тогда деньги для нас не стояли на первом месте. Мы были молоды, честь и достоинство считали для себя самым важным. Что касается зарплат, в Советском Союзе инженеры были чуть выше современного бомжа. Намного выгоднее было работать водителем такси. В СССР очень много воровали. Если ты в торговле, живешь лучше. То же, если ты на обслуживании или партийный работник, чиновник. Даже простой электрик жил лучше меня, потому что мог устроиться в двух-трех местах, а инженер не имел права работать более чем в одном месте.

За особую важность работ мы получали, конечно, надбавку. Процентов 25 от зарплаты, плюс квартальные премии. Классический случай: у меня в лаборатории значились 23 человека, но по большому счету все работы делали тричетыре сотрудника. Остальные были на подхвате, либо вообще просто присутствовали. Но мне было выгодно держать бездельников. Потому что, когда мы получали премию, ее давали на всех, и я мог бездельникам платить маленькую часть, а остальное распределять между хорошо работающими людьми.

Слово бездельник, кстати, встречается в короткометражном фильме Короткое замыкание, снятом в 1967-м нашими сотрудниками. Ироничный фильм, на злобу того времени. Его автор Радик Ананян пионер нашего института, начавший работать в нем в 1957 году. Это первое поколение, я на 1011 лет моложе. Когда они пришли, понятия цифровой техники еще не было, и они начали все это делать. Поколение, которое создало в институте особый микроклимат, это были совершенно другие люди, и они остаются ими до сих пор.


Кадр из фильма Короткое замыкание, реж. Радик Ананян, Ереванский НИИ математических машин, 1967г.

Это было время физиков и лириков с очень интересными взаимоотношениями. Все были равны, начальники и подчиненные обращались друг к другу по имени. На вы только в случае необходимости. Это настолько привилось, что в дальнейшем так поступали и наши заказчики на военных объектах, хотя в России принято обращаться по имени-отчеству. Ближе к концу Советского Союза я почувствовал, что это потихонечку уходит. Начальники стали, как в России Рафаэль Григорьевич, ха-ха. Но это понятно, все-таки мы работали в основном с российскими контрагентами.


У могилы Роберта Атояна

Советское развлечение

Как вы отмечали завершение важных этапов своей работы?

Крупные этапы завершались в ходе испытаний, а стратегическая система, которую мы разрабатывали, была распределена по разным географическим точкам СССР. Везде были наши представители и, естественно, успехи отмечались хорошо, по-русски, как мы умеем. Могли пить не только водку, но и спирт.

Один из инженеров, занимавшихся эксплуатацией машин ЕС, рассказывал, что из выдававшегося для работы спирта на дело шла меньшая часть.

Так и было. На объектах нам выдавали медицинский спирт для профилактических работ протирать контакты. Инструкцию писали мы сами, а медицинский спирт, по большому счету, нужен был только для оптики. Остальное можно протирать гидролизным. Гидролизный спирт некоторые люди тоже пили, но мы предпочитали этого не делать.

На самом деле, в Армении довольно мало пьют. Мои друзья, с которыми я встречался в России, пили значительно больше меня. Когда они начали спиваться, уже я пил больше. Мог две бутылки водки осилить, а они пьянели сразу после первой.

Выпивка часто присутствовала?

Ни в коем случае. Просто мы были молодые оттягивались. Нельзя сказать, что это происходило часто. Но если была радость от чего-то надо отмечать. Везде же так.

Россияне, с которыми я разговаривал, в советские времена вместе выезжали за город, ходили в походы. У вас подобное было?

Да, это такое чисто советское развлечение. Профком выделял автобус, какие-то деньги. Мы с удовольствием ездили на пикники, жарили шашлык. Веселиться мы умели, хотя русские делают это лучше нас.


Рафаел Саргсян (слева) со старшим сыном и коллегами на пикнике после посещения Бюроканской обсерватории. 1982 год

Не может быть.

Сто процентов! Я всегда получал огромнейшее удовольствие, находясь в русской компании. У меня были прекрасные друзья. К сожалению, никого из них уже нет.

В Москву за миксером

Ваши поездки по Советскому Союзу были связаны только с испытаниями, или с разработкой тоже?

При разработке командировки были очень часто. Множество согласований с контрагентами, в министерстве, у заказчика. Чтобы согласовать сейчас, достаточно написать e-mail. Если в те годы написать письмо, тебе бы в лучшем случае сказали: Вы что, не можете человека прислать? Чтобы оперативно решить вопрос, приходилось ехать. Мой сын родился в 1977-м. Когда ему исполнилось четыре, я подсчитал, что два года его не видел.

Бывало, с одного объекта сразу едешь на другой. По два, по три месяца работаешь. Каждый из нас помнит то время, потому что ничто так не сближает людей, как совместные поездки. В родном отделе у меня было меньше друзей, чем среди тех, с кем бывал в командировках. Мы вместе вкалывали, страдали, когда что-то не получалось, потом праздновали успехи. Последний раз командой Атояна мы собрались в прошлом году. Те, кто живет не за границей 11 человек, мальчики, девочки. Самому молодому мальчику 72 года.


Вкругу близких подуху людей, совместно с тобой прошедших огонь,воду имедные трубы, как-то легко забываешь огрузе прожитых лет. 29 сентября 2019 г.

Куда чаще всего вы ездили? В Москву?

Поскольку наши объекты враги бомбили бы в первую очередь, в крупных городах их не располагали. Но помещали поблизости, чтобы в случае чего можно было перебазироваться.

Куда вам больше всего нравилось ездить?

Никуда. Мне нравилось быть дома со своими детьми. Единственное, в Советском Союзе система торговли замыкалась на Москву. Она получала все, а потом надо было приехать и забрать свое. В Москве можно было более или менее отовариться. В провинции же, особенно русской, не было практически ничего. Поэтому свободные от какого-то этапа испытаний мы старались сгонять в Москву. Там были специальные магазины стран соцдемократии югославские, немецкие, чешские Можно было купить миксер, чтобы жена сделала вкусный торт, что-то еще. Дефицит, конечно, был страшный. Все деньги уходили на такие работы, которыми занимались мы. Держаться на уровне Америки не так просто.

В Армении были заводы, производившие то, что вы разрабатывали?

Практически вся армянская промышленность, за исключением той, что делала ложки-вилки, была союзного значения и принадлежала министерствам радио- и электронной промышленности. Понятно, что здесь были сконцентрированы лучшие силы. С развалом СССР Армения очень многое потеряла. В советское время наши руководители прекрасно понимали, что такие работы требуют колоссального количества людей. Сейчас их нет.

Когда Майкрософт ерунда

С появлением персональных компьютеров большие системы постепенно стали уходить. Что в это время происходило у вас?

Когда на Западе появились первые персональные компьютеры, я побывал в командировке в Москве, и мы решили сделать такой же. Потом надо было его испытать. Есть такое испытание называется удар имитация землетрясения или другой ударной волны. Поставили он поломался. Сделали железную подставку он погнулся. Поставили более толстую все хорошо. Занялись транспортированием и выяснили, что из-за вибрации он портится. Поставили на амортизатор и так далее. Наконец, получили что хотели.

Сегодняшний компьютер никаких испытаний для военных целей не выдержит. Если думаете, что в Америке такие стоят, вы ошибаетесь. Во-первых, это другая операционная система, чтобы никакой хакер не залез. Майкрософт ерунда. Сама железка другая. Те микросхемы, которые у нас потребляются, работают в лучшем случае от плюс пяти до плюс 35 градусов. Для военных целей нужен минимум минус сорок.

Когда персональный компьютер вошел в вашу жизнь?

После развала СССР моего близкого друга, лауреата Государственной премии, занимавшегося разработкой операционной системы реального времени для тех машин, которые мы разрабатывали, назначили директором другого института. Он позвал меня в заместители, и там были персональные компьютеры. Заместителю директора, разумеется, поставили. Что я на нем делал? Ничего. Писал письма, отчеты, обращения. Тогда операционной системой был DOS. Из-за своей любознательности я изучил компьютер полностью по книжке Питера Нортона.


Книга Питера Нортона, изданная в московском издательстве Радио и связь в 1991 г.

Что был за институт, в который вы перешли?

В свое время он тоже был союзного подчинения и принадлежал министерству радиопромышленности. Сначала назывался Алгоритм, потом его переименовали в НИИ вычислительной техники и информатики. Сейчас от него ничего не осталось. На начальном этапе мы пытались что-то создать, но работать в 90-е было очень тяжело с учетом провинциальности и маленьких людских ресурсов. Потом у нас была война.

Распад и новое развитие

Как вы пережили 1990-е?

Для нас этот период был самым тяжелым в жизни. 10 лет после развала Союза в моей памяти как черная дыра. Кусок времени, вырванный из жизни. Я проклинаю руководителей, которые сделали это.

Институту пришлось выживать. Мы сдавали в аренду помещения, от этого шли какие-то деньги. Если удавалось найти черновики каких-то записей, несли их домой, чтобы разжечь буржуйку и согреть детей. Не было ни света, ни газа.

Потом детям надо было поступать в институт. Мой мальчик сам делал свечки. Когда я приходил с работы, мы при свечах занимались математикой. Мать поднимала нас рано утром, чтобы мы еще могли позаниматься. Жуткий период. Наш первый президент считал, что ему не обязательно заниматься экономикой. Плюс это усугублялось войной. За те десять лет он стал моим личным врагом. И что моя жена рано скончалась его вина. Мы жили впроголодь, у всех высокий холестерин, болезни от этого появились.

Сейчас вы как-то связаны с компьютерами?

Нет. Уже лет пять, как я перестал ими технически интересоваться. Раньше я мог сказать, какие возможности имеет тот или иной процессор, сейчас смотрю на технику как на возможность облегчить жизнь людей. Мне очень обидно за мою страну и, в общем-то, за вашу тоже. Потому что есть вещи, которые можно было давно сделать, но почему-то этого не делают. Не выгодно, наверное. У нас, например, давно ставили вопрос оцифровки всей системы здравоохранения. Было же анкетирование в поликлиниках. Потом сказали, что личные данные не должны храниться ни у кого, кроме как у пациента, и анкеты раздали на руки. Сделайте их в электронном виде! В ID-карту чип с назначениями врача, чтобы я пошел в аптеку. Это так просто, почему не сделать? Думаю, потому, что назначения врача можно перепроверить в другом месте и выяснить, что он не самый хороший специалист.


В Нью-Йорке, октябрь 2017 года

Как развивалась вычислительная техника в Армении после развала СССР?

Люди, которые железками занимались, оказались не нужны, хотя мы могли бы передать опыт следующему поколению. Есть много вопросов по утечке информации. Но вообще, сейчас в Армении идет бурное развитие. Настолько бурное, что не хватает программистов. Направления два. Самое распространенное автоматизация. В основном это автоматизированные системы управления. Нынешние сайты в принципе АСУ. Они дорогие, много заказов. Как правило, с Запада Англия, Америка и т. д. Очень много мы работаем в этой области. Другое направление люди, занимающиеся разработкой микросхем с теми или иными характеристиками. В том числе, температурными, климатическими. Делают на Интеле, а разрабатывают у нас. Есть такая международная фирма Синопсис. Она свое время организовала здесь свою дочернюю часть, которая берет программистов прямо из Политехнического института. Они засекретили входы и выходы, зарплаты платят такие же, как в Америке.

Развитие идет, и это привлекает внимание. В прошлом году у нас была конференция по вычислительной технике, на которой присутствовал Мишустин тогда еще не премьер-министр России. Что касается нашего института, физически он существует, но, к сожалению, работы, которые делались при нас, теперь не делаются. Людей, которые создали институту имя, принесли ему ордена и медали, уже нет.

Радик Оганесович Ананян один из первых сотрудников открывшегося в 1956 году Ереванского НИИ математических машин. В интервью музейному проекту DataArt он вспоминает, как работал новый институт, как создавались первые ЭВМ и как снимался короткометражный фильм Короткое замыкание, выигравший первое место на кинофестивале в Москве.

На фото Радика Ананяна работники института с коллегами на демонстрации 1 мая 1960 года. Сам фильм Короткое замыкание и еще одна лента Радика Оганесовича ниже в статье.

Фотограф и радиолюбитель

Родился я в 1934 году в Ереване. В школьные годы увлекся радиолюбительством. У моего школьного товарища был сосед Сергей Шахазизян. Он тогда то ли в институте учился, то ли уже работал. Сергей мне и объяснил, как устроены радиолампы тогда все делалось на них. С Сергеем мы сдружились, наверное, я ему понравился своими техническими наклонностями. Потом он работал в Доме радио и первым придумал устройство, которое позволяло при выключении микрофона избежать щелчка. Никто не мог от этого звука избавиться, а он это сделал. Очень талантливый парень, его давно уже нет с нами.

В школьные годы мне очень хотелось собрать усилитель, чтобы слушать музыку. Сергей подсказал как, и я сделал. По тем временам это было здорово, тем более что он был с электромотором на 78 оборотов для пластинок его я купил в Москве. Получился усилитель с проигрывателем. В дальнейшем я собирался сделать магнитофон. Когда в первый раз его увидел через окно одного учреждения, был потрясен. Благодаря журналу Радио, понял, как это работает. Правда, до сборки дело так и не дошло.


Ереван в 1940-х, площадь Ленина, теперь площадь Республики

В радиолюбительский кружок вы не ходили?

Нет. Мое радиолюбительство в чистом виде самодеятельность, развивалось оно благодаря Сергею Шахазизяну. Это был конец 1940-х годов, в школе еще даже предмета труд не было, его потом ввели.

Как в семье относились к вашему увлечению?

Нормально, наверное. Я всегда чем-то занимался, что-то чинил, строил.

Куда идти учиться после школы, вопросов не возникало?

Хотел поступить на архитектурный, но не прошел по рисованию. Еще со школьных лет я занимался фотографией. Первые мои цветные снимки были сделаны в 1947 году, когда в Ереване только появились бумага и пленка.


Радик Ананян

Это был сложный процесс?

Очень сложный. Чтобы напечатать одну цветную фотографию, приходилось сидеть всю ночь. Нужно было дождаться, чтобы родные легли спать, и я мог работать в темноте. Вода для проявки не должна была быть теплее 18 градусов С трудом я освоил это дело, но постоянно им не занимался. Тем более, в школьные годы ничего не зарабатывал, а это стоило огромных денег. По копейкам собирал, чтобы пленку одну купить.

НИИ математических машин

Что было после того, как вы не поступили в архитектурный?

Отслужил в армии и пошел работать в Институт физики радистом. Затем, перешел в НИИ математических машин. Параллельно стал заочно учиться в МЭИ, а с 3-го курса перевелся на очное отделение Ереванского политехнического института на факультет кибернетики. Т. к. учился на очном отделении, пришлось работать на полставки. Тогда же я организовал любительскую киностудию.


Кадр из фильма Короткое замыкание, реж. Радик Ананян, Ереванский НИИ математических машин, 1967 г.

Получив диплом, вы вернулись к прежней работе в НИИ?

Я вернулся еще до получения диплома, на последнем курсе. Позвали, потому что накопители на магнитной ленте для долговременной памяти, которыми я занимался, уже пошли в серию, их надо было сдавать приемной комиссии. Я был хорошо знаком со всеми узлами этих устройств, мне дали полный оклад и право являться на работу в свободное от учебы время с условием произвести испытания в срок и сдать готовые изделия.

Когда вы перешли в НИИ математических машин?

В январе 1957-го, можно сказать, в организационный период, потому что образовался ЕрНИИММ в октябре 1956-го. Тогда это было двухэтажное здание на окраине города. Кругом пшеничные поля. На сегодняшний день это уже часть города.

О новом институте я узнал от отца моего школьного товарища. Пришел на собеседование к главному инженеру и был принят на должность техника. Первым директором ЕрНИИММ (Ереванского НИИ математических машин) был Сергей Мергелян, один из самых молодых академиков Союза. Он недолго руководил институтом, потому что занимался наукой. Но его очень любили, и в будущем институт назвали его именем.


Разработка ЭВМ Арагац велась во втором отдела ЕрНИИММ, 1958 г.

Постепенно институт развивался, построили новые корпуса, жилой массив. Большущий комплекс там и институт был, и завод. Я стал ведущим инженером, последний год работы в институте занимался закрытой темой.

Расскажите о первых днях работы в ЕрНИИММ.

Большинство принятых на работу сотрудников сразу отправляли на стажировку в разные города Союза Пензу, Ленинград, Минск. В Пензе, например, был завод вычислительной техники, если не ошибаюсь, выпустивший М-3 одну из первых машин в СССР мы ее потом копировали. Те, кто не уехал набираться опыта, читали книжку японского автора Ицхоки Импульсная техника. Чем мы будем конкретно заниматься, тогда мало кто понимал. Потом мы получили первый осциллограф. Черный, большой. Позже появились маленькие, СИ-1.

У каждого из нас было место за лабораторным столом. Инженеры и техники сами собирали для себя блоки питания под разное напряжение, которое мы получали от наших же генераторов.


Коллега Радика Ананяна Сурен Айрапетян собирает блок питания. ЕрНИИММ, 1960 г.

Когда вы впервые увидели вычислительную машину?

Я машину не видел, пока мы не сделали ее сами. Называлась она Арагац в честь нашей горы. Большущая, работала на радиолампах. Т. к. лампы нагревались, нужна была мощная вентиляция. Из-за нее мы все неоднократно болели.


Восхождение на Арагац, 01.08.1958 г. Второй справа Радик Ананян

Архитектуру машины разработали в вашем институте?

Да, хотя я к ней не имел отношения, потому что занимался вводом информации. Делалось это с помощью кинопленки. После засвечивания и проявки она становилась абсолютно непрозрачной и черной. На ней мы специальным перфоратором выбивали отверстия. Кстати, этот перфоратор для двоичного кода я разработал и собрал на электромагнитных реле. Вывод делали пишущей машинкой. В нашем институте были специалисты фактически всех направлений вычислительной техники, потому что все приходилось делать самим. Был отдел питания машин со всеми необходимыми напряжениями. Эти лампы колоссальное количество энергии потребляли.

Наш отдел занимался внешними устройствами. Колоссальное достижение большой куб на ферритовых кольцах (каждый бит), который мог хранить 4 килобайта.


Накопитель на магнитной ленте (НМЛ) для первых ЭВМ, ЕрНИММ, 1960 г.

Для памяти использовали два вида магнитных носителей магнитные ленты и магнитные барабаны. В дальнейшем применяли магнитные диски пензенского завода. Диски друг на друга ставились штук по 1020, смотря, какая конфигурация устройства, а магнитные головки между ними считывали и записывали. Когда начинались сбои, диск доставали и чистили спиртом. Под это дело командированные сотрудники все время у меня просили спирт. У меня было два вида нормальный спирт и технический. Когда нормальный кончился, говорю: Технический не дам отравитесь. Они: Если бы травились, половины бы завода уже не было! Оказалось, они его тоже пили.


Ячейка усилителя и формирователя ЭВМ Арагац. ЕрНИИММ, 1958 г.

Вы помните, как запустился первый Арагац?

Это постепенно происходило. ЭВМ не самолет, который должен сразу подняться в воздух. Тот же ввод мы делали от руки тумблерами. Потом процесс автоматизировали, стали применять перфораторы и устройство ввода. Самое трудное в этих машинах найти, где произошел сбой. Тысяча ламп, надо понять, какую из них заменить.

Были нормативы по времени работы без перебоев?

Да, о них мы узнали, когда межведомственная комиссия приехала принимать работу. Арагац, кстати, эксплуатировался мало. Но то, что его создали, для того времени уже было здорово. Потом мы еще делали усовершенствованную ЭВМ Ереван. Когда ее сдавали, уже велись работы по полупроводниковой машине. Появились диоды, потом транзисторы.


В конструкторском бюро ЕрНИИММ, 1960-е гг.

Полупроводниковые машины тоже ваши собственные разработки?

Да, абсолютно. Потом уже пошла интеграция. Ввод делает один город, вывод другой. Если память не изменяет, из периферийных устройств у нас в разработке остались только магнитные ленты.


Перед испытанием накопителя на магнитной ленте. Второй слева Радик Ананян, Ереванский НИИ математических машин, 1960 г.

ЕС ЭВМ

Ваш институт занимался и ЕС ЭВМ. Как это было? Координация шла из Москвы?

В то время по всем отраслям создавались головные институты. Головным по вычислительной технике для нас был НИЦЭВТ. Они заведовали всем хозяйством где что будут делать. Каждый институт в Союзе разрабатывал свою систему. На наш институт была возложена разработка средних машин: ЕС1030, ЕС1045.

За основу ЕС брали IBM. Они у вас были?

Нет, вначале мы исключительно книгами пользовались. Когда в СССР вышла книга IBM-360, в Армении ее сразу раскупили. Кроме нашего института, стали появляться другие организации, которые занимались вычислительной техникой и смежными отраслями. В 90-е все это грохнулось.


Торжественное заседание, посвященное 10-летию ЕрНИИММ, 1966 г.

Каким было отношение к проекту ЕС в Армении?

У нас его нормально воспринимали. Мы настолько отстали, что нужен был какой-то прототип. Невозможно было самостоятельно идти в этом направлении, не зная, что делается в Америке. У них прогрессивные технологии, мы вынуждены были их заимствовать. Это не только в вычислительной технике было во всех отраслях. Всегда у нас был девиз Догнать и перегнать. Но книга, которую у нас выпустили об IBM неполная. Некоторые главы остались для нас секретом. То есть сделать машину по ней было нельзя пришлось додумывать самим. Поэтому ЕС не идентичны IBM, переработаны в собственном соку, так скажем. Много изменений сделали наши ребята, естественно, к лучшему. Всегда, когда берешься что-то делать, стараешься, чтобы получилось лучше прототипа.

Когда вы занимались разработками, на каком языке велась документация?

На русском. По всему Советскому Союзу было так, чтобы можно было лучше понимать друг друга. Вот в академических институтах, тем более по гуманитарным предметам, уже национальные языки использовались.

Досуг и спорт

Каким был обычный рабочий день в институте?

В каждом отделе по-своему. У кого-то хорошая работа была, у кого-то такая, что сделаешь не сделаешь все равно. Ближе к моменту сдачи изделия начинался аврал. Времени не хватало, и вечером и ночью сидели. После этого нам давали отгулы. Неделю отдохнешь, потом начинаешь снова накаляться.


Сотрудники ЕрНИИММ на демонстрации, 7 ноября 1959 г.

После сдачи перед отдыхом был праздник?

Естественно. Когда сдавали машину, в ресторане устраивали банкет для себя и комиссии. Деньги собирали, с приглашенных не брали.

Каким еще был в институте совместный отдых?

Ходили в горы. Организовывал это то ли комсомольский комитет, то ли профсоюзный. Они всегда занимались досугом работников, помогали в каких-то вопросах. Если машину надо выделяли. Надо палатку покупали. В то время было все что надо для таких мероприятий.


Восхождение на Арагац, сентябрь 1958 г. Слева Радик Ананян

Был у нас и радиокружок учили азбуку Морзе, играли в Охоту на лис. Это такой радиолюбительский спорт. Каждый делал себе усилитель, который работал на направленную антенну. Лиса это передатчик, спрятанный где-то в горах и дающий сигнал через какой-то интервал времени. Ты его ищешь. На старте соревнований 1030 охотников, потом они разбегаются по разным направлениям, потому что у каждого прибор показывает свое. Кто первый найдет лису, тот выиграет.


В радиоклубе ЕрНИИММ, 1960 г.

Создание вычислительного центра

Почему вы ушли из ЕрНИИММ?

В 1976 году Совету министров Армении понадобился инженер, знакомый с вычислительной техникой. Меня рекомендовали туда на должность заведующего отделом. В то время в СССР организовывалась сеть Вычислительных центров. Головной Вычислительный центр правительства Советского Союза, также ВЦ стали открывать во всех республиках, потом во всех министерствах и разных крупных управлениях.

Сначала я был начальником пункта информации и связи. Потом создал отдел с этим пунктом и стал заведующим. Так и работал до 1993 года.

Когда вы перешли на новое место, работа оказалась заметно другой?

Она очень сильно отличалась. В институте мы создавали что-то, а здесь эксплуатировали. Пункт информации и связи как бы вычислительный центр. Я его называл конечные выходные устройства машины. Сама она находилась в Москве.

Т. е. у вас была модемная связь с московской машиной?

Да. Я поэтому и сказал как бы вычислительный центр. Настоящий вычислительный центр мы сделали позже мне поручили его создать. Купили машину, потом, когда появились компьютеры, стали создавать сети. Но это уже другая история.

Что было после 1993 года?

Разочаровавшись во всех новшествах после развала СССР, я подал заявление и уехал за границу. С 2000 до 2004 года жил в Питере, потом еще 4 года в Канаде. Вернулся в Ереван и больше не хочу уезжать.


Ненужные блоки ячеек, 1963 г.

Первые персональные компьютеры

В монтажном секторе ЕрНИИММ, 1963 г.

Когда вы впервые познакомились с персональным компьютером?

Помню, купил сыну БК. Он без экрана, надо было подключать к телевизору и кассетному магнитофону. Клавиатура была своя, и больше ничего. Сын играл, когда был маленьким. Первые нормальные компьютеры мы получили в 1988-м, когда случилось землетрясение. Тогда нам все помогали, и фирма IBM прислала 10 современных компьютеров с принтером. Их распределили по большим городам в зоне землетрясения. Через них мы получали сведения по всем работам, касающимся восстановления страны.

Собственный компьютер я собрал, когда жил в Питере, из того, что можно было купить в магазинах. Потом в Канаде купил бэушный компьютер. Позже Тошибу уже лэптоп, новый, нормальный. С того момента у меня всегда ноутбуки.

Короткое замыкание и награды

С коллегами на демонстрации 1 мая 1962 г.

Как развивалась вычислительная техника в Армении времен СССР? Было что-то свое?

Трудно сказать. Поначалу мы совсем ничего не знали. Постепенно, когда стали делать машины, уже могли идти в ногу со всей нашей наукой. Нас всегда старались несколько опустить, это, наверное, естественно. Но у нас уже были хорошие специалисты. Везде они появились Вильнюс этим делом занимался, Минск, Киев Я все время проводил в командировках. Иногда поручал поездки кому-то другому, чтобы самому не ехать. Бывал везде, где отрасль работала. Сначала ездили обсуждать вопросы по созданию. Когда изделие поставлялось заказчику, приходилось ехать, чтобы научить его эксплуатировать, ремонтировать.

В заграничных командировках бывали?

Я нет. Один раз поехал из-за кино в Чехословакии был фестиваль по 16-миллиметровым фильмам.

Расскажите про киностудию в институте.

Я ее создал, потому что меня очень интересовало кино. Сначала в ней было три человека, потом немного больше. Маленьким коллективом снимали фильмы. Артист, которого вы видели в Коротком замыкании, работал у нас ведущим конструктором. Этот фильм мы сняли к 10-летию института, но он не был первым. Один из наших ребят был в Японии и оттуда привез 8-миллиметровый киноаппарат. На нем мы сняли фильм, который назывался Я, он, она. В нем тоже играли институтские работники. Сюжет такой. Человек в лотерею выиграл машину, абсолютно не понимая, как на ней ездить. Он пишет объявление, что ищет инструктора по вождению. Наш конструктор как будто безработный и немного аферист, который как бы все умеет, но не умеет ничего. Он говорит, что научит, хотя сам не знает, как ехать. В результате у них авария происходит.

Героя, который хотел научиться, играл как раз парень, ездивший в Японию. У него была своя Волга. Требовалась вторая машина. В институте их было очень мало, всего у нескольких человек. И вот свой старый Москвич предоставил наш главный инженер, ему сейчас 102 года. Сделали сцену столкновения обратная съемка там была. Потом по сценарию герой понимает, что его обманывают, бежит за аферистом, чтобы его побить. Оказалось, на улице эту сцену не снять толпа собралась. Рядом Дом моды, в котором меня знали я там когда-то фотографировал. Пошел к ним, попросил сделать как бы показ моделей. Аферист вбегает туда, снимает пиджак и ходит по подиуму, будто сам одежду показывает.

Этот фильм у меня не сохранился кто-то взял и не отдал, а копий не было. Слова оцифровка тогда тоже не существовало. Потом мы были очень рады, когда в Берегись автомобиля увидели заимствованный из нашего фильма сюжет.


Фильм Короткое замыкание, реж. Радик Ананян, 1967 г.

За Короткое замыкание вы получили какие-то награды?

В Ереване было общество кинолюбителей. Когда там узнали, что у нас есть 40-минутный фильм, попросили показать. Затем на республиканском конкурсе мы заняли 1-е место, и общество отправило наш фильм в Москву на Всесоюзный кинофестиваль любительских фильмов в честь 50-летия советской власти. У них был регламент не более 20 минут. Я уже и сам думал, что надо сокращать. Нам, конечно, интересно было смотреть на самих себя, но это неинтересно постороннему зрителю.

Когда сокращал, много драматичных моментов было резать жалко. Но сделал на 20:17 минут даже эпизод с участием директора НИИ вырезал. Я и режиссером был, и руководителем. Сам проявлял, делал звук. В итоге мы получили диплом за первое место среди 16 мм фильмов, а конструктор Саркисов за лучшую роль.

Видимо, благодаря Короткому замыканию следующий пленум радиолюбителей СССР прошел в Ереване. Его участники побывали в нашей студии. Мы их приняли так, что они потом в Москве об этом рассказывали с восхищением. Когда мы делали к фильму звук, параллельно записывали разные хохмы. Потом решили сделать их по тематике этого пленума. Наш конструктор Леня приветствовал гостей от имени людей разных национальностей. С соответствующей дикцией, акцентом. Сейчас это уже показалось бы тривиальным, но тогда было настолько смешно и неожиданно, что легли все.


Гангстеры против ЭВМ вфильме Радика Ананяна Ограбление произойдет вполдень. Лента участвовал вконкурсе 16-мм фильмов вБрно в1968г. Из-за недавнего подавления Пражской весны обстановка была напряженной, поэтому Радик Ананян оказался одним извсего лишь двоих представителей СССР нафестивале. Вторым был один изчленов жюри. Вкадре можно увидеть ЭВМ Арагац иНаири.

Грачья Есаевич Овсепян в 19601976 годах был главным конструктором семейства ЭВМ Наири, сыгравшего важную роль в развитии советской вычислительной техники. Сейчас он живет в Лос-Анджелесе и очень жалеет, что был вынужден завершить работу, когда впереди открывались уникальные перспективы. В интервью музейному проекту DataArt Грачья Есаевич вспоминает, как в ЕрНИИММ с нуля разрабатывали первые машины, и объясняет, почему Наири-4 не стала первым персональным компьютером.

На фото Грачья Овсепян во время семинара в ЕрНИИММ в 1970 году

Начало

Я родился в Ливане 12 июня 1933 года, а в Армению семья переехала в 1946-м. Очень непростое время для СССР, особенно, для Советской Армении. Трудно было найти хлеб, мы почти голодали, но выжили. В 1949-м я поступил в Ереванский университет на физмат факультет. В 1954-м окончил его, год работал учителем в деревне, еще год в Институте физики. Там набрался опыта в электронике и радиотехнике.


Грачья Овсепян выполняет дипломную работу по радиотехнике в Ереванском Университете, 1954 г.

Однажды я присутствовал в зале Академии наук Армянской ССР, где кибернетику обсуждали известные армянские ученые. Академик Иосифьян рассказывал о науке управления, которую совсем недавно при Сталине называли лженаукой. Там же я узнал, что молодой ученый Мергелян будет руководить новым институтом математических машин. Под впечатлением от этой конференции я очень захотел поступить на работу в институт Мергеляна. У меня была какая-то внутренняя уверенность, что в этой области науки я могу достичь определенного успеха. Но выяснилось, что репатрианту, т. е. человеку, приехавшему из-за границы, устроиться в закрытый почтовый ящик чрезвычайно сложно. В коридоре я случайно встретил знакомого профессора и попросил его помочь. Замдиректора института сказал на приеме, что может взять меня только лаборантом. Пришлось согласиться, хотя я уже работал с электроникой и мог претендовать на большее. Вообще же тогда, благодаря авторитету Мергеляна в Ереванский НИИ математических машин, удалось набрать молодых ребят, которые имели определенный опыт в этой области, в основном из Москвы.

Раздан

В ЕрНИИММ тогда начиналась разработка полупроводниковой ЭВМ Раздан. Я очень интересовался полупроводниками, а потому хотел попасть в лабораторию к Ефиму Брусиловскому, которого назначили главным конструктором машины. Главный инженер выступил против моего перевода, ссылаясь на то, что группа сформирована полностью. Но Брусиловскому я, видимо, понравился он добился, чтобы меня приняли.


Валентина Назарова начальница научного отдела Вычислительного центра Воронежского Госуниверситета за пультом ЭВМ Раздан-2. ВЦ ВГУ получил машину из Еревана в 1965 году и использовал ее до 1971-го. Фото из архива ВЦ ВГУ

О полупроводниках в то время информации было очень мало, приходилось самим придумывать все с нуля. Мне поручили схему триггера, поскольку у меня было немного опыта работы с осциллографом, транзисторами, сопротивлением и т. д. Но теоретически я совершенно ничего не знал, поэтому разработку начал с чтения книги французского автора Вассёра. В итоге мой первый триггер Брусиловскому понравился, и он назначил меня руководителем группы, занимавшейся устройством управления Раздана. Для него я разработал всю схематику, причем у меня получилась оригинальная схема формирователя. В итоге задержка была в четыре раза меньше, чем при стандартной схеме. Это было мое первое изобретение, и мы назвали его схемой-спасителем машины Раздан. Такой она потом стала и для машины Наири. Всего же над Разданом мы работали четыре года до декабря 1960-го.


Брошюра Ж. П. Вассёра описывает принцип действия и основные схемы усилителей и генераторов с кристаллическими триодами. Издана на русском языке в 1956 году

Главный конструктор

Поступив в заочную аспирантуру, мы с товарищем ушли от Мергеляна и поступили в ВЦ Академии наук Армении. Уже оттуда мы поехали в Москву в Институт автоматики и телемеханики, где стали аспирантами профессора Лернера. Но чуть позже из ЕрНИИММ нас настоятельно попросили вернуться, а замдиректора института пообещал нам, что после окончания работ по внедрению Раздана, даст нам более ответственную работу. Заместителем директора был Гурген Маркарович Саркисян очень умный и хороший организатор. Когда Мергелян вернулся в теоретическую науку, Саркисян его заменил и уверенно держал институт на ногах.


Грачья Овсепян во время ноябрьской демонстрации в Ереване в 1957 году

В 1961 году, когда закончилось внедрение Раздана на заводе, мне поручили лабораторию малых машин и назначили главным конструктором. Первым делом из Министерство радиопромышленности пришел заказ на разработку маленького электронного арифмометра, способного заменить большой механический. Поскольку я уже читал об идеях английского ученого Мориса Уилкса, то сразу решил: буду делать нормальную машину с микропрограммным управлением.


Книга Мориса Уилкса была переведена и выпущена в СССР еще в 1953-м, всего через два года после выхода оригинального издания. Но на фоне гонений на кибернетику в середине 1950-х распространялась ограниченно

В 1962 году на Международной выставке вычислительной техники в Москве показали французскую малую машину CAB-500 последовательного действия. В качестве памяти для нее использовался суперсовременный, но очень большой и сложный магнитный барабан. В Министерстве радиопромышленности эту машину купили, а нам приказали ее повторить. Но наши технологии этого не позволяли в принципе, да и идея у меня была совсем другой. Я хотел построить машину параллельного действия с микропрограммным управлением, а потому тихонько занимался этим делом писал аванпроект. Затем показал его очень толковым ребятам из ВЦ Академии наук СССР, работавшим под руководством академика Дородницына. Идея им очень понравилась собственно, из нее и родилась Наири.


Так выглядела малая вычислительная машина CAB 500 французского производителя SEA (Socit d'Electronique applique l'Automatisme)

Наири: 1 и 2

Когда я приступил к реализации, многие сомневались, что идея сработает. Я и сам не знал, получится или нет, но пошел на риск. Не представляя возможностей микропрограммирования, шаг за шагом открывал его секреты. Я ездил в Москву к парню, который готовил диссертацию по микропрограммированию, находил и других специалистов. Но ничего особенно ценного мне у других почерпнуть не удалось, пришлось все делать самому.

Мне снова повезло как раз появились устройства постоянной памяти на съемных кассетах, каждая объемом в 2048 36-разрядных слов. Без нее я бы не смог реализовать проект: машина должна была быть параллельного действия с микропрограммным принципом управления, а программы и микропрограммы нужно было хранить в единой постоянной памяти. В этом главная-то идея и заключалась.

Параллельный принцип позволил использовать только один универсальный регистр-сумматор, а в роли остальных регистров использовались фиксированные адреса оперативной памяти. Благодаря этому значительно уменьшился объем оборудования и снизилась сложность монтажа машины.

Очень важно, что меня окружал замечательный коллектив: сотрудники лаборатории 26 человек поняли логику моих рассуждений и поверили мне. Начав разработку в 1961 году, в 1964-м мы смогли предъявить Наири-1 малую машину с оригинальной структурой. Она была запатентована в четырех странах: в Англии, во Франции, ФРГ и Японии.


Хотя внешне Наири близка к CAB-500, их устройство и архитектура принципиально различаются. Это подтверждает французский патент 1.470.483 от 2 марта 1966 года

Наше министерство проект вначале не одобрило, и мы занимались им тайком. Только когда машина была почти готова, чиновники поняли, что получается что-то принципиально новое. Госкомиссию по приемке машины возглавлял академик Анатолий Дородницын, который после успешных испытаний дал добро на ее серийное производство. В январе 1965 года мы всего за неделю усердной работы закончили внедрение Наири на Казанском заводе. Довели проект до кристальной чистоты. Кстати, в Казани Наири-1 пошла даже раньше, чем на нашем опытном заводе в ЕрНИИММ.

Министерству очень хотелось успеть к 800-й юбилейной выставке в Лейпциге, поэтому пришлось спешить. Но мы успели и презентовали машину с большим успехом. Американские, немецкие, французские разработчики приходили смотреть, как это возможно: все машины последовательного действия, а наша параллельного, при этом размером меньше с письменный стол. Потом советские торговые представители демонстрировали серию Наири в разных городах мира еще раз двадцать. В частности, в 1976 году в Лос-Анджелесе местные армяне с большим удовольствием специально приходили посмотреть на Наири-4.


Общий вид ЭВМ Наири-1, 1964 год. Серийный образец Астраханского завода ЭВМ

Заканчивая работу над Наири-1, мы одновременно занимались схематикой Наири-2. Я уже тогда представлял, как без особого труда можно вдвое увеличить быстродействие машины и объем памяти, расширить программное обеспечение. Так что Наири-2 на нашем опытном заводе и еще нескольких производствах по Союзу мы внедрили достаточно легко.

Наири-3

Наири-3 мы разрабатывали уже на интегральных схемах, которые делали в Зеленограде для космических и военных проектов. Но как раз производителям хотелось вывести эту технологию в более широкое употребление, и мы могли им в этом помочь. Главный инженер зеленоградского почтового ящика Лазарев знал, как широко использовались Наири-1 и Наири-2, инициатива, чтобы новую машину мы сделали на интегральных схемах, исходила от него.

Получился серьезный прорыв: нашей новой разработкой стало двухступенчатое микропрограммирование. В одной части ПЗУ 300 разрядов быстродействующей, но небольшого объема памяти. Фактически они в одной кассете помещалось, а их адреса запоминались в другой части ПЗУ уже большего объема. Т. е. вместо того чтобы запоминать 300 разрядов, мы запоминали только их двоичные адреса 8 разрядов. Кроме того, мы, например, использовали дополнительный триггер, и вообще много чего придумали.

Это дало возможность создавать микропрограммное поле фактически бесконечный набор микропрограмм. Тогда как IBM использовал 16-разрядное микропрограммирование, а его методы сильно ограничивали возможности. У нас же получилась огромная память до 128 тысяч адресов с высоким быстродействием. Это открыло широкие перспективы: мы одними из первых в мире смогли применить методы полной микропрограммной эмуляции нескольких машинных языков. Таким образом, мы могли использовать богатую базу других машин, например, Минск-22. Для этого была создана модификация Наири-3-1.


Буклет об ЭВМ Наири-3 для международной выставки в Амстердаме 1971 года

Модификация Наири-3-2 предназначалась для реализации системы разделения времени. Заказчиками для нее должны были стать учебные заведения и большие заводы. Одна такая машина фактически могла заменить 128 Наири-2, если подключить к ней 128 телетайпных устройств. В Советском Союзе нашу разработку внедряли во многих областях: я видел как на Наири-3-2 работали на кафедре академика Бусленко в Химическом институте имени Губкина. Каждый студент, сидя за телетайпом, как бы получал для работы Наири-2. Конечно, это обеспечивало высокую эффективность.

Так же на базе Наири-3-2 был разработан двухмашинный комплекс Наири-3-3 для автоматизации процессов на крупных производствах. Его, например, внедрили на Львовском заводе радиокомпонентов. Конечно, Наири-3 очень интересовались военные: их привлекали гибкая структура и легкая адаптация машины для решения специальных задач.

Интересный момент в этой истории преемственность двух идей, сыгравших заметную роль в истории ЭВМ. Первую в 1945 году высказал Джон фон Нейман: он предложил хранить в одной общей памяти число и команды. Вторую хранить в общей памяти число, команды и микрокоманды предложили мы в 1966-м, разрабатывая Наири-3.


Фрагмент статьи академика Ершова об особенностях ЭВМ Наири-3 в американском специализированном журнале Datamation за сентябрь 1975 года

Обман министра

Был момент, когда меня хотели с разработки Наири-3 убрать. Машина отказалась работать на опытном заводе, и новый директор ЕрНИИММ Фадей Тачатович Саркисян утверждал, что это я все провалил. Матом меня крыл на партийном собрании, притом что я никогда не был членом коммунистической парти. На самом деле, все было так.

Наири-3 первая машина третьего поколения, ей очень интересовались в ВПК. Как только мы закончили ее конструктивно и начали наладку, военные они же спешат позвонили и потребовали везти машину на секретную выставку электроники в Москву. Мы тоже поехали всем коллективом: по ночам занимались наладкой. Но днем лампочки на пульте управления блестели так, будто все уже работает. В общем, показуха. Вдруг подходит ко мне министр радиоэлектронной промышленности Калмыков: Грачья Есаевич! Сейчас подойдут член Политбюро Устинов и руководитель ВПК Смирнов проверить машину. Пожалуйста, скажите, что она уже внедряется на Астраханском заводе. Хотел, чтобы я соврал. Через десять минут действительно приходят. Устинов говорит: Вижу, машина хорошая, третье поколение, на интегральных схемах, а меня обвиняют в отсталости Товарищ Калмыков, почему о ней никогда нигде не говорится? Калмыков отвечает: Да что вы! Эта машина уже внедряется. Идет процесс изготовления на Астраханском заводе. Ты меня приятно удивил, обрадовался Устинов и ушел.


Дмитрий Устинов был одним из главных организаторов и идеологов советского ВПК. На фото он на трибуне во время заседания Политбюро ЦК КПСС. Конец 1970-х

Когда я вернулся в Армению, увидел, что к нам уже приехали то ли десять, то ли 20 человек с Астраханского завода. Все документы они забрали, хотя мы еще не закончили: главный инженер опытного завода Ишин сам мечтал стать главным конструктором машины. Он и утверждал, что три ЭВМ Наири-3 стоят у них в отделе наладки, но не могут работать из-за ошибок разработки. На самом деле, причина была в несоблюдении технологии при их изготовлении. Я знал, что с моей помощью в Астрахани все получится, но как раз в этот момент меня и попытались снять с должности.

Астраханцы требовали сопровождения, им отвечали, что нужно доработать документацию. Но я сказал: Разрешите мне поехать, люди ждут. Поскольку руководство не верило, что у меня что-то получится, командировку разрешили. В Астрахани я организовал работу в три смены: приходил в 7 утра, уходил в полночь. Ишин звонил директору завода и требовал, чтобы меня обманщика к работе не допускали. Но тот со мной поговорил и мешать не стал. Через три месяца Наири-3 была готова: семь машин поставили на конвейер. Так что обман министра мне помог ускорил внедрение и спас меня от краха. Иначе бы меня сожрали.

Когда производство запустили, в Астрахань приехал Саркисян и начал ругать Ишина: Он меня обманул, подонок, неправильно информировал. Спрашивает: Чем могу тебе помочь? Ничем, отвечаю, уже все сделано. Все-таки нечестно Фадей тогда играл. Но когда мы за Наири-3 получили Госпремию, он стал хорошо ко мне относиться.

Потом я занимался Наири-4. Если бы не обстоятельства, я бы и Наири-5 сделал. Но мне не повезло, обстоятельства не позволили.


Заключение отзыва академика Дородницына на разработку семейства ЭВМ Наири в связи с присуждением авторам разработки Государственной премии

Наири-4

Это уже был комплекс универсальных вычислительных средств (КУВС), поскольку всю вычислительную систему разделили на части, как кубики, из которых потом можно собрать машину нужной конфигурации. Реализовать эту идею можно было за счет уникального метода микропрограммирования. В качестве элементной базы использовались большие и сверхбольшие интегральные микросхемы, что позволило уменьшить размер машины.

Главным компонентом Наири-4 стал усеченный процессор. Он состоял из блока микропрограммного управления, содержащего постоянную память для хранения микрокоманд, микропрограммы, машинные команды, программы, подпрограммы, диагностические тесты и т. д. Затем арифметический блок, блок управления внешних устройств. В минимальной комплектации Наири-4 состояла как раз из усеченного процессора и подключенной к нему пишущей машинки в качестве устройства для общения с машиной. Но использование шины Unibus позволяло без труда расширять ее возможности до желательной конфигурации, подключать дополнительные устройства: ввода-вывода, внешний накопитель и т. д.

КУВС также позволял создавать системы управляющих машин и системы разделения времени, к тому же, Наири-4 была программно совместима с PDP-11. Ни одна другая машина таких возможностей не предоставляла. Мы успели запланировать и разработку голографической памяти для хранения микропрограмм, даже подготовили техническое задание совместно Василием Букреевым из Московского центра физического приборостроения. Т. е. уже для Наири-4 мы собирались использовать компакт-диск.

Надо сказать, что я был приятно удивлен, когда в разделе БСЭ, посвященном советской вычислительной технике, рядом с машинами серии Наири случайно увидел свою фамилию. Остальные машины были перечислены без имен разработчиков.


Оператор за пультом Наири-К модификации Наири-1 с увеличенным ОЗУ

Тяжелый выбор

В 1976 году настал самый неожиданный и неприятный момент в моей жизни. Когда репатриантам начали разрешить выезд из Советского Союза, многие армяне стали уезжать за рубеж, и моя семья братья, сестра и мать тоже захотела уехать. Я оказался перед тяжелой дилеммой. В ОВИРе знали, что я известный ученый и работаю в ЕрНИИММ. Чтобы семью выпустили, я должен был отказаться от карьеры.

Это была самая большая трагедия моей жизни. Я получил Госпремию, на равных общался с министрами, делал доклады для многих институтов о развитии вычислительной техники. Как раз в это время начальник главка радиопромышленности Горшков позвал меня в Москву рассказать о Наири-4 директорам подчиненных ему предприятий, а потом сказал: Теперь, ребята, идите работайте, как ЕрНИИММ. И на фоне такой карьеры мне нужно решить, продолжать ли работу. В итоге, чтобы не оставлять семью в несчастном положение, я от карьеры отказался. До сих пор не могу простить себе, что пошел на этот шаг.

Упущенные возможности

Все-таки, думаю, Фадей Тачатович Саркисян совсем не любил, когда министры приглашали меня в Москву. И быстрый рост моего авторитета был ему неприятен. Поэтому когда я озвучил ему решение об уходе, он, зная его истинную причину, не стал вызывать меня на разговор или искать пути решения проблемы. По-моему, он, наоборот, обрадовался. Собрал банкет на 50 человек, произнес речь о том, что я сделал, каких людей подготовил. Подчеркнул, что работа не остановится есть кому меня заменить. Проводил достойно.

В середине 1970-х мы упустили вариант изготовления Наири-4 для ширпотреба, т. е. так и не сделали отечественный персональный компьютер. Образцом для него должен был стать усеченный процессор Наири-4 в корпусе телевизора, макет уже был изготовлен и долго стоял в кабинете директора. Фактически все было готово по идеологии, структуре, матобеспечению.

Но после моего ухода Наири-4 забрали военные, и дальнейшее развитие машины шло уже в только в области военного применения с жесткой конструкцией. В связи с этим можно вспомнить, что Фадей Саркисян пришел в ЕрНИИММ как военпред, а позже получил звание Генерала армии.

Говорят, что Наири-4 начало персональных компьютеров в СССР, а ведь разработали мы его раньше IBM. Уже на Наири-3-2 с разделением времени любой студент мог работать как на персональном компьютере. Телетайп или дисплей какая разница! Идея та же самая, а сама система в Союзе действовала уже в 1976 году. Жаль, что ученые того времени широко ее не рекламировали. Сделано было очень много, но разработка так и осталась в тени.

Отказник

Формально решение уйти из ЕрНИИММ я объяснил тем, что моей жене-москвичке не подходит климат Армении. В Москву мы и переехали. Поначалу все было нормально. Я работал и в университете, и в Академии наук. Но потом медвежью услугу оказал мой брат: приехав в США, он сразу послал мне вызов, не спросив меня. Когда о документах узнали в КГБ, меня попросили уволиться с работы, и в научные организации уже не принимали. Можно сказать, как врага народа. Я три года не работал куда ни обращался, везде отказывали. Пытался объяснить, что у меня огромный опыт, что я могу быть полезен, но нет. Случилось это при Андропове.


Семья Г. Е. Овсепяна во время депрессивных лет в Москве после отказа на выезд за границу, 1984 г.

Однажды, когда я гулял на улице, меня поймали милиционеры. Узнав, что я не работаю, отвезли в отделение и сказали, что посадят за тунеядство, если через месяц никуда не устроюсь. Я не хотел подписывать протокол, но меня заставили. Сказал об этом знакомому парню, который уже прошел такой путь, он объяснил, что работу действительно нужно срочно найти. Он же предложил мне стать кочегаром в бойлерной. Я пришел в подвал одного из высотных домов Москвы, где вокруг стола сидело человек 16. Половина бывшие уголовники, остальные отказники-евреи разных профессий. Один из них подтвердил, что знает машину Наири. Начальник сказал, что политические вопросы здесь никого не интересуют и спросил: Можешь сделать нам такой тестер, чтобы он мог проверять исправность блока управления, который последовательно включает насосы? Что угодно могу, ответил я.

В подвале, полном воды и дерьма, я проработал пять лет до 1988-го. Потом выросли мои сыновья-близнецы, пришли бумаги из военкомата. Я пошел в ОВИР узнать, когда нашу семью наконец выпустят. Мне ответили, что в ближайшие пять лет я точно никуда не поеду.

В знак протеста я объявил голодовку: Или отпустите меня, или я покончу жизнь самоубийством. Писал заявления по всем адресам в том числе, в зарубежные посольства. На 16-й день голодовки я уже не мог работать, пошел в поликлинику. Врачи подтвердили, что я действительно в плохом состоянии, но больничный не дали, поскольку сам виноват.


Грачья Овсепян после голодовки в Москве, 1988 год

Тогда я обратился в американское посольство. Посол США Джек Мэтлок сказал, что не имеет права оказывать мне медицинскую помощь, и попросил голодовку остановить. Но я продолжал бороться. На 30-й день из КГБ приехал медицинский работник в халате и сказал, что, если не остановлюсь, завтра меня заберут в больницу. Я догадывался, что там ничего хорошего меня не ждет. В 12 часов ночи позвонил парень-армянин, связанный с КГБ, с угрозами: Тебе будет очень плохо, если не прекратишь. Я подумал и решил не рисковать.

В дальнейшем меня часто приглашали в посольство США: я встречался с конгрессменами, приезжали из Америки представители еврейской общины. Одна женщина сказала, что они подняли большой шум в Вашингтоне в мою защиту. А потом в Москву приехал президент Рейган, к этому событию американский корреспондент взял интервью у меня и у моих родственников в Лос-Анджелесе. Сюжет в Америке показали по телевизору.

https://www.youtube.com/watchv=dNqTqHnEZZQ&ab_channel=HovsepyanRefusnik
Тот самый сюжет с интервью Грачьи Овсепяна телеканалу NBC

Вопрос решился на встрече Рейгана с Горбачевым: за неделю я и еще около десяти отказников получили разрешения и уехали в Америку. Но в США работать по специальности мне тоже не дали. Не доверяли: вдруг я кагэбэшник? Пришлось стать наладчиком в одной не очень удачливой вьетнамской фирме по ремонту персональных компьютеров. Три года поработал и ушел. Так и завершилась моя трудовая карьера.